Андреев Даниил - Роза Мира
Даниил Андреев
Роза мира
Даниил Андреев. Роза мира. (Книги 1-7)
Метафилософия истории
* КНИГА 1. РОЗА МИРА И ЕЕ МЕСТО В ИСТОРИИ *
ГЛАВА 1. РОЗА МИРА И ЕЕ БЛИЖАЙШИЕ ЗАДАЧИ
Эта книга начиналась, когда опасность неслыханного
бедствия уже нависала над человечеством; когда поколение, едва
начавшее оправляться от потрясений второй мировой войны, с
ужасом убеждалось, что над горизонтом уже клубится, сгущаясь,
странная мгла - предвестие катастрофы еще более грозной, войны
еще более опустошающей. Я начинал эту книгу в самые глухие годы
тирании, довлевшей над двумястами миллионами людей. Я начинал
ее в тюрьме, носившей название политического изолятора. Я писал
ее тайком. Рукопись я прятал, и добрые силы - люди и не люди -
укрывали ее во время обысков. И каждый день я ожидал, что
рукопись будет отобрана и уничтожена, как была уничтожена моя
предыдущая работа, отнявшая десять лет жизни и приведшая меня в
политический изолятор.
Книга "Роза Мира" заканчивается несколько лет спустя,
когда опасность третьей мировой войны не поднимается уже,
подобно мглистым тучам, из-за горизонта, но простерлась над
нашими головами, закрыв зенит и быстро спускаясь от него вниз,
по всем сторонам небосклона.
А может быть, обойдется? - Такая надежда теплится в душе
каждого, и без подобной надежды нельзя было бы жить. Одни
пытаются подкрепить ее логическими доводами и активными
действиями. Некоторые ухитряются убедить самих себя в том,
будто опасность преувеличивается. Третьи стараются не думать о
ней совсем, погружаясь в заботы своего маленького мирка и раз
навсегда решив про себя: будь, что будет. Есть и такие, в чьей
душе надежда тлеет угасающей искрой, и кто живет, движется,
работает лишь по инерции.
Я заканчиваю рукопись "Розы Мира" на свободе, в золотом
осеннем саду. Тот, под чьим игом изнемогала страна, давно уже
пожинает в иных мирах плоды того, что посеял в этом. И все-таки
последние страницы рукописи я прячу так же, как прятал первые,
и не смею посвятить в ее содержание ни единую живую душу, и
по-прежнему нет у меня уверенности, что книга не будет
уничтожена. что духовный опыт, которым она насыщена, окажется
переданным хоть кому-нибудь.
А может быть - обойдется, тирания никогда не возвратится?
Может быть, человечество сохранит навеки память о страшном
историческом опыте России? - Такая надежда теплится в душе
всякого, и без этой надежды было бы тошно жить.
Но я принадлежу к тем, кто смертельною ранен двумя
великими бедствиями: мировыми войнами и единоличной тиранией.
Такие люди не верят в то, что корни войн и тираний уже изжиты в
человечестве или изживутся в короткий срок. Может быть
отстранена опасность данной тирании, данной войны, но некоторое
время спустя возникнет угроза следующих. Оба эти бедствия были
для нас своего рода апокалипсисами - откровениями о могуществе
мирового Зла и о его вековечной борьбе с силами Света. Люди
других эпох, вероятно, не поняли бы нас; наша тревога
показалась бы им преувеличенной, наше мироощущение -
болезненным. Но не преувеличено такое представление об
исторических закономерностях, какое выжглось в человеческом
существе полувековым созерцанием и соучастием в событиях и
процессах небывалого размаха. И не может быть болезненным тот
итог, который сформировался в человеческой душе как плод
деятельности самых светлых и глубоких ее сторон.
Я тяжело болен, годы жизни моей сочтены. Если рукопись
будет уничтожена или утрачена, я восстановить ее не успею. Но
если она дойдет к
