Андреев Г - Белый Бурхан
Г.Андреев
Белый Бурхан
ЧАСТЬ 1
МИССИЯ ОСОБОЙ СЕКРЕТНОСТИ
Человеческое счастье состоит из 77 частей и включает в себя всю жизнь.
Бурятское поверье
Глава первая
ХОВРАК ПУНЦАГ
Выкрученное и надорванное в мочке ухо покраснело, припухло и болело.
Даже дотронуться до него нельзя ни рукой, ни краем шапки, и это мешало -
Пунцаг привык спать на левом боку, отвернувшись лицом к стене, чтобы не
видеть, как баньди1 Жавьян снимает одежды и с сухим треском давит зубами
расплодившихся в них насекомых. Парню всегда становилось не по себе от этого
зрелища, и в глубине души он боялся за своего наставника: ведь Будда
запретил убивать живое, хотя и не запретил есть мяса... Вот за это
умствование и выкрутил ему Жавьян ухо!
- Ты - грязь, навоз, мусор! - прошипел лама зло, не заметив даже, что у
послушника брызнули слезы от нестерпимой боли. - Может, ты, сопляк, палок
давно не пробовал?
Спросил, хотя и знал, что палками по пяткам мальчишку уже били. Первый
раз, когда он нечаянно разорвал оброненные четки самого ширетуя Жамца,
услужливо подхватывая их с пыльного пола и опережая медлительного Жавьяна,
не заметив, что тот наступил на них. А второй, когда Пунцаг поднял
серебряную монетку, упавшую с жертвенника, чтобы положить ее на место, а
лама-наставник отвел своего ховрака к стражникам, понимая, что за кражу с
жертвенника в дацане2 полагалось самое строгое наказание. И не только
палками - его могли зашить в сырую воловью шкуру живьем и бросить со стены
монастыря в реку! Да только тот, кто был однажды наказан, всегда виноват:
грязь легко отмыть с тела, но как ее отмоешь с замаранной души?
Пунцаг тихо всхлипнул не от боли, а от обиды и тотчас размазал слезы
ладонью: здесь, в дацане, учат не только тибетским молитвам, но и терпенью
хубилганов - живых богов... Ховрак настороженно покосился на своего ламу: не
заметил ли? Но тот лениво крутил молитвенную мельницу хурдэ и лицо его было
бесстрастным - сегодняшней святости баньди хватило бы и на самого хутухту!
Но вот он остановил священную машину, потер онемевшие пальцы, и тотчас
ухмылка тронула его подсохшие губы:
- Печенку сырую ешь, хубун! Только от нее в человеке все здоровье и
сила! - Жавьян подумал немного и со вздохом добавил: - Не быть тебе ламой,
ховрак!.. Слаб ты духом и телом для святой жизни!.. Так и умрешь ховраком в
дацане!..
Сто восемь лун назад привел Пунцага в дацан отец, на глазах у
стражников и дежурившего на воротах ламы простился с ним, как с покойным:
кто уходил в монастырь, тот уходил для семьи живым в могилу... Теперь,
наверное, и забыли его в родном доме. Может, и отца давно нет, и матери, и
сестер? А он так любил младшую, Чимиту!
Хорошо тогда жилось Пунцагу! Его баловала мать, приучал к мужской
работе отец, пока судьбой не распорядился бродячий лама, проводивший по
деревням обязательный гурум амин золик3... Заметив любопытные глазенки
мальчишки, ласково позвал его с собой на изготовление соломенного чучела, в
которое надо было загнать духов болезни деда. Получая плату за совершенный
обряд, лама буркнул: "Хочешь покровительства неба - отдай сына в дацан!
Пусть всю жизнь молится за вас, грешных!"4 Совет ламы - всегда приказ, и вот
он, единственный сын у отца, здесь... Уже сто восемь лун... А сто восемь -
число священное!..
Нащупав подстилку, Пунцаг вздохнул и опрокинулся на спину: что
вспоминать и зачем? Он - ховрак-прислужник и умрет им, не достигнув даже
святости коричневого ламы - баньди... Чужие молитвы, чужие люди кругом,
чужой язык.